Ливий и этрусские женщины

Последний случай, однако, более художественный. Когда произошло фатальное покушение на жизнь Тарквиния Приска, Танаквиль еще раз проявила инициативу. Некоторые утверждают, что решающая роль, которую она играла в это время, отражает матриархальную функцию царицы как источника царской власти, уже проявлявшуюся в том способе, каким судьба Тарквиния привела его в Рим через влияние его жены. В этом случае, когда ее муж был смертельно ранен, Танаквиль закрыла врата дворца, устранила всех свидетелей и сведения о состоянии раненого, готовя в то же самое время общественность к возможности его смерти. Она вызвала к себе Сервия, упросила его занять трон, чтобы свести на нет последствия убийства и предохранить ее от превращение в посмешище ее врагов. Когда царь умер, она явилась к окну, успокоила толпу, заверив, что его рана не серьезна, и попросила позволить Сервию на время стать представителем Тарквиния. Таким образом, наследник получил время укрепить свою позицию и в конечном счете занять трон самому. Каковы же выводы Ергона относительно всего этого?

Такое уверенное утверждение достаточно показательно, и оно подтверждает что самоочевидное не следует принимать за истину. В самом деле, этот пассаж используется, чтобы поддержать идею "политического главенства" этрусских женщин при том, что мы имеем несколько параллелей для такого поступка относящихся к более позднему периоду. Наряду с тем, что имеются эллинистические параллели для таких шагов, состоявших в откладывании объявления о смерти чтобы позволить наследнику организовать все в своих интересах, в Риме имелся иной опыт вовлеченности в такое дело женщин. Когда умер Август, Ливия предполагала держать его смерть в секрете, закрыв дом и прилегавшие улицы, и используя полные надежды на выздоровление бюллетени о его здоровье до того момента, как Тиберий прибыл в Рим и смог подчинить его своему контролю. Подобие этих деталей замечательное. Хотя истинное положение дел не известно никому, предположим на минуту, что Ливию был известен пример Августа, когда он писал свой рассказ, если он вообще даже дожил до обнародования этого факта. Подозрения, существовавшие в отношении Ливии, ясно показывают, что общественное мнение было склонно верить в подобное поведение женщин из великих семейств современного им Рима, не нуждаясь в нашем прибегании к экстравагантным теориям о матриархальных пережитках у этрусков.

Если мы перейдем к рассмотрению вопроса о Туллии, то в одной из статей Бонфанте мы найдем утверждение, что "эта история . показывает, что энергичная Танаквиль была скорее правилом, чем исключением". Таким образом, на основе этих двух мы беремся судить обо всех этрусских женщинах, невзирая на то обстоятельство, что Ливий не разу не дает своему читателю никаких указаний, что он рассматривает Туллию в качестве представительницы какой-то особой культурной группы. История младшей Туллии описана с достаточной изобразительной силой и ее характер нарисован со всем мастерством присущей Ливию драматической техники. Хотя будущий Тарквиний Суперб был по природе заносчив, дома он имел в жене Тулии стимулирующее воздействие для своих амбиций (uxore Tullia inquietum animum stimulante). Рим, однако, на некоторое время был избавлен от вредоносного действия их брака, поскольку каждый из них был женат на другом, Тарквиний на сестре Туллии, а Туллия замужем за братом Тарквиния. Тем не менее, в своем первом браке жестокая Туллия была в неистовстве от того, что ее муж лишен амбиций и смелости (angebat ferox Tullia nihil materiae in viro neque ad cupiditatem neque ad audaciam esse), в то же время презирая свою сестру за ее отказ вести себя с женской смелостью, несмотря на то, что она имела в Тарквинии настоящего мужчину. Свою досаду она выразила, пожаловавшись Тарквинию на их соответствующие браки и заразив его своей temeritas, имевшей результатом, что супруги обоих таинственно умерли. Как, мы никогда не узнаем. Устранив все препятствия, злосчастная пара поженилась, после чего Туллия стала трудиться над тем, чтобы направить действия своего мужа на убийство ее отца Сервия Туллия. Стимулированный ее бешеным натиском (his muliebribus instinctus furiis), он начал свою кампанию по подрыву авторитета Сервия и в конечном итоге осудил его в сенате. Там престарелый царь был сброшен с трона, изгнан из здания и прикончен убийцами, посланными его зятем. В этот переломный момент Туллия появляется на собственной колеснице, призывает своего мужа и приветствует его в качестве царя. Когда она была послана Тарквинием домой, она осуществляет свое заветное желание, заставив возничего семейной колесницы переехать через тело своего отца; foedus et inhumanum scelus – быть может, покажется слишком мягко сказанным. Таким образом, ненормальная психически Туллия, ведомая Фуриями ее умершей сестры и мужа, запятнав свою одежду и колесницу кровью собственного отца, возвращается домой и к богам этой фамилии. В начале столетия Х.Б.Райт видел в этом эпизоде реминисценцию трагедии и предполагал, что Ливий живописал его на основе пьесы Акция. Позднее было предположено, что вся история Тарквиниев читается как трагическая трилогия и что она могла быть списана с современной praetexta, в которой "исторический материал использовался чтобы представить трагедию на моральную тему". Существование подобной трагедии современного автора, с работой которого Ливий был знаком, конечно же, не может быть установленным фактом. Однако, на что следует обратить большее внимание, так это что теория, что такая трагедия существовала, основывалась на актуальности того морального послания, в качестве которого история Туллии передавалась в современном обществе. И слухи о преступном поведении мужчин и женщин, но особенно женщин, в эпоху поздней республики и ранней империи также указывают на то, во что общественное мнение могло поверить. Действительно, эпизод с Туллией вполне вписался бы в повествование Тацита эпохи Юлиев-Клавдиев, хотя и написанное в другом стиле. И опять-таки нет необходимости прибегать к теориям об этрусском матриархате, которые только исказят смысл Ливиева повествования. Типичным примером такого искажения, видимо, является комментарий Бонфанте: "Осуждение Ливием поведения Туллии направлено как против ее выхода на публику . так по поводу переезда ею тела собственного отца". Даже если согласиться, что Ливий осуждал факт ее появления на публике (и было бы более разумно утверждать, что она не имела отношения к собранию мужчин, nec reverita coetum virorum, что относится к ее вызыванию своего мужа из сената), могла ли она действительно полагать, что это это было столь же плохо, сколь и foedus et inhumanum scelus, и разве Ливий действительно делает столь значительный акцент на ее публичном появлении?

Важная информация:

Миниатюра
Рукописная книга ценилась в мусульманском обществе как святыня и драгоценность и была плодом совместных усилий каллиграфа, орнаменталиста, миниатюриста и переплетчика. Чтение и рассматривание рукописи должно было доставлять интеллектуальн ...

Главная улица Санкт-Петербурга
Более чем на четыре километра протянулась главная улица Санкт-Петербурга Невский проспект. Прямой, как стрела, от Адмиралтейства до площади Восстания, он делает затем небольшой поворот и доходит до площади Александра Невского. "Больш ...

Порт-Артурская икона Божией Матери
Первый явленный образ ХХ века - Порт-Артурская икона Божией Матери - чудесен по своему происхождению и необычен по композиции: никогда еще в иконографии Царицы Небесной не было изображения, на котором плат с Нерукотворным Ликом Спасите ...