Так между почти стоической созерцательностью и творческими порывами осуществляется религиозное самоопределение его личности.
На отдельных страницах дневника он пишет, что ему "хочется тихой, быстрой и незаметной смерти", отмечает у себя "полное замирание желания жить", мечтает о "незаметном переходе в небытие"; говорит, что "надо тихо жить и тихо умирать"39. Последняя запись, за четыре дня до кончины, о музыке Генделя (т.е. "ином измерении") и тихой смерти .
В подобных состояниях он исповедует подлинно христианское смирение: "Постепенно исчезает самолюбие и эгоизм. Безо всякого удивления, безошибочно угадываю и вижу эгоизм окружающих, желание меня "использовать", и к этому эгоизму отношусь совершенно снисходительно, как к биологической неизбежности".
Но наряду с созерцательностью и квиетизмом С.И.Вавилова постоянно посещают деятельные, творческие импульсы, игнорирование которых он вменяет себе в грех: он переживает "ощущение грешника, не выполнившего главное"41.
Противоположность творческому призванию человека его угнетает как как утрата достоинства богоподобной личности, когда "из субъекта" он становится "объектом" или "предметом неодушевленным", "превращается "из человека в предмет". Тогда он спохватывается: "где же моя душа?".
Творчество для Вавилова и есть путь спасения души. "Может спасти только научное творчество", – записывает он 24 марта 1946. Это – одна из его излюбленных, стержневых тем. 6 января 1915 Сергей Иванович вносит в дневник: "О чем прошу Бога? Прежде всего о научном вдохновении".
Надо заметить, что идеал науки С.И.Вавилов видел именно в бескорыстном, никак не опосредствованном формальными достижениями творчестве. Образцом ему казалась Мария Кюри: "полная незаинтересованность во внешнем успехе, умение отгородиться от этого успеха и удовлетворенность в себе самой".
Именно отсюда порой прорывающееся у Вавилова разочарование даже в науке из-за ее подчиненности утилитарным задачам. "У науки, конечно, только практические цели, и в конце концов бессмысленен спор об "основах".
Руки опускаются. Город с его домами, памятниками, петербургскою красотой кажется гробом повапленным, а люди – мертвецами, еще не успевшими залезть в гробы". И – "неужели горилла с урановой бомбой?".
Только воспоминания о произведениях искусства, поэзии приносят ему "тихую радость и удовлетворенность".
Из немногих "богословских" рассуждений С.И.Вавилова надо остановиться, пожалуй, только на одном.
"Снова мысль о человеке, становящемся богом благодаря разуму своему. Но это, пожалуй, настоящее единственное доказательство бытия божьего". Поспешные эволюционистские выводы из этого тезиса сразу покажутся наивными, если вспомнить, что согласно Фоме Аквинскому "мышление Бога есть его сущность" (Summa contra gentiles, I, 45) .
В христианской религии в сфере внимания С.И.Вавилова, несомненно, периодически оказываются внешние обрядово-календарные мотивы, само упоминание которых служит для него знаком прикосновения к глубочайшей тайне бытия, отчасти и данью памяти матери. Так, 18 января 1943 г. в Йошкар-Оле он записывает: "Сегодня крещенский сочельник". Запись 29 апреля 1945 г. помечена указанием: "Вербное воскресение". В ней знаменательные, хотя и не до конца внятные слова: ""Пивзавод" на месте собора, восстановленная церковь на здании со сломанной маковкой Все-таки, вероятно, Й[ошкар- О[ла спасла".
Вавилов сознавался, что в нем живет большое "историческое" чувство, которому он не находил разумного оправдания, и все равно любил "архивы, старые книги, старые вещи, воспоминания. Как будто бы это большое".
А это ведь и в самом деле большое, только в ином, религиозном измерении, в которое научилась проникать музыка, но до которого еще не развился вполне "научный разум" .
В юношеские годы вдохнувший атмосферы "Серебряного века", С.И.Вавилов, скорее всего, уже тогда познакомился с творчеством швейцарского художника Феликса Валлотона (1864-1925), который в России приобрел особую популярность своими иллюстрациями к сборнику литературно-критических эссе Реми де Гурмона "Книга масок".
Было бы очень смело предположить, что свой экслибрис С.И.Вавилов заказал непосредственно у художника во время одной из своих заграничных поездок. Скорее всего, он просто заимствовал гравюру (подписанную, как обычно, инициалами F.V.), дополнив ее своим автографом.
P.S. Тему "оптики физической" и "оптики интеллектуальной" вполне логично можно было продолжить сравнением взглядов свящ. Павла Флоренского, автора "Обратной перспективы"56 и академика Б.В.Раушебаха. Оно напрашивалось уже в середине 1970-х, когда Борис Викторович начал выступать со своими докладами и статьями о пространственных построениях в древнерусской живописи.
Важная информация:
Этничность в период кризиса
Поскольку я сама несколько лет была связана с армянской общиной, добавлю к рассуждениям авторов упомянутой выше статьи свои собственные наблюдения. В наиболее критические годы Карабахской войны неформальный костяк армянской общины в Петер ...
Синкретизм
Синкретизм — в широком смысле этого слова — нерасчлененность различных видов культурного творчества, свойственная ранним стадиям его развития. Чаще всего однако термин этот применяется к области искусства, к фактам исторического развития ...
Евнух
Первый документированный случай использования евнухов для охраны гарема встречается в описании Ксенофонтом дворцового быта персидского царя Кира. Это описание относится ко времени завоевания КиромВавилона в 539 г. до н. э. Однако, скорее ...
Навигация